Альбатрос

"Долгая помолвка" про дороги жизни

Зимой 1917 года на Соммском фронте пятерых французских солдат вытолкнули из блиндажа на нейтральную полосу за то, что они прострелили себе кисти рук, желая попасть домой. Одним из пятерых был юный Манек – жених очаровательной хромоножки Матильды, в которую он влюбился ещё ребёнком. На следующее утро по нейтральной полосе прошли бомбардировка, артобстрел и очередная французская атака, захлебнувшаяся в крови под пулеметами.

После войны Матильда, отказываясь поверить в гибель любимого, пускается на его поиски, используя для этого все возможные и невозможные средства.
 

Жан Пьер Жене, автор воздушно-розовой «Амели», наконец-то нашел то, чем ему в прежнем фильме так недоставало.

Война.

Обезоруживающие кадры сражений, когда поднимающихся из окопа атакующих ураганным огнём сваливает обратно в окоп; когда артиллерийские снаряды попадают прямо в людей; когда на выбегающих из горящей пшеницы солдатах патронташи взрываются точно как фейерверки...

Ужасы боёв уравновешивают романтизм Жене, его идеалистическое восприятие реальности, которое невозможно ни смягчить, ни отменить. Поэтому безупречным сюжетом для следующей «Амели» мастера стал сюжет про Первую мировую бойню.
 

В первой «Амели» жизнь не представлялась суровой, и чтобы смягчить свой безграничный романтизм, Жене сделал всех героев немножко неадекватными, ненормальными. Такие типа «стою на асфальте я, в лыжи обутый…». Ассоциировать себя с «лыжеобутыми» было трудно – поэтому на «Амели» смотрели как на забавный опыт, игры странных, и кино было «не про нас».

В «Долгой помолвке» Жене убрал этот барьер. Все герои – реальны, и неадекватность в них умеренная, отчего абсолютный романтизм – супероружие французского визионера – бьет по зрителям молотом, сваливает в окоп, заставляет рыдать.
 

В фильме умело сочетаются трогательная любовная линия и детективный сюжет, каждый поворот и новое открытие в котором воспринимаются чуть ли не с личной заинтересованностью.

История – душераздирающа. Поглощающая любовь и разъедающая сердце разлука. Вечная игра в угадайку, на которую только и опираешься, когда больше невозможно терпеть сводящую с ума неопределенность. «Если я дочищу яблоко, и кожура не оборвётся – значит, Манек жив».

Временами кажется, что Жене все это где-то подглядел и подслушал: делал фильм – а получил жизнь, и все про нас.

Вовлечение ещё глубже и сильнее от насмешливо-иронического тона, который взял закадровый рассказчик. Контраст романтики взгляда и цинизма звука превращает восприятие в до предела натянутый нерв.

Я впервые оцепенел на фразе рассказчика: «И вообще у Матильды был легкий характер: она решила, что если нить не приведет её к Манеку, это ничего – на ней всегда можно повеситься». С тех пор оцепенение и поглощенность фильмом меня уже не отпускали.
 

В «Долгой помолвке» куча режиссерских находок. Примеры приводить не буду, чтобы не раскрывать самую их соль… Просто сообщу, что ни в одной сцене «Долгая помолвка» не повторяется – нет ни повторов чужого, ни самоповторов. Сто раз использованные в Голливуде и напрочь заезженные слова и сцены – это не к Жене. Смотря «Помолвку», порой складывается ощущение, что этот режиссер вообще выдумывает кинематограф заново.
 

В «Долгой помолвке» много символизма, связанного с восприятием жизни и выборами разных дорог. Например, две девушки – Матильда и Тина Ломбарди – ищущие исчезнувших на нейтральной полосе любимых. Одна выбрала путь любви, другая – путь ненависти и мести. Добро и зло, надежда и отчаяние – две разности, две крайности, которые разделяет знание.

Сам Жан Жене настроен на оптимистическое, романтизированное восприятие мира. Он влюблен в жизнь – со всеми её красотами и ужасами (показанными в фильме без купюр), с трагедией и комедией, с запруженными улицами и рынками старого Парижа. Жене верит, что если смотреть на все с любовью и иронией, сам мир станет лучше – преобразится в гармонию и уют. И он смотрит…
Другой пример символизма «Помолвки» - параллель между Матильдой и борющимся с ветром Альбатросом: «Альбатрос – упрямая птица. Она верит, что ветер сдастся раньше неё».

Матильда тоже такая. Её не удержать секретностью документов и высотой архивных полок, если нить ведет её к Манеку. Она не допускает даже возможность несчастливого исхода: любовь – это неиссякаемая вера в хэппи-энд. И пощечина французскому сержанту – одновременно пощечина судьбе: вы убили мою надежду, приведя к могиле любимого…
 

Всё. Точка.
 

А из вас бы ушла любовь (не только к Манеку – к миру), окажись вы прямо перед надгробием, под которым – он?